Виктория Агаджанова

ПО ГОРОДАМ МОЕЙ СУДЬБЫ
(пересматривая страницы фотоальбома)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Мой адрес не дом и не улица…

- А вот персики! Сладкие персики, крупные персики!
- А кому чурчхели, настоящие чурчхели! Со свежими орехами! Откусишь – слюнки потекут!
А вы когда-нибудь были на бакинском базаре? Вы видели это великолепие красок, слепящие улыбки продавцов, слышали гортанные звуки их песен и призывы покупать самый лучший товар только у них?
Я родилась в Баку, городе солнца, городе ветров, теплым майским деньком. И с первых же минут, наверное, почувствовала себя невероятно счастливым человечком – о чем и прокричала на всю больницу.
Открываю альбом. Некое орущее существо в клетчатой пеленке, на голове что-то a-la Хакамада, только страшнее. Что, это и есть то самое, которое через пару лет станет обладательницей роскошных кудрей до пояса и звонкого голоса-колокольчика? Не верится. Неужели на ее смех будут сбегаться все соседи, думая, что в доме пожар? А обнаружив хохочущего ребенка – не смогут удержаться и будут утирать слезы от искреннего смеха без причины.
Да, родители-студенты с первых же дней моего появления в квартире поняли, что придется им, мягко говоря, несладко. Защита диплома на носу, мама с температурой, папа чертит за двоих, дом полон подруг и друзей, которые попеременно переписывают набело мамин дипломный проект. И я – кричащая, требующая внимания, спящая (уж неизвестно, почему) по 4 часа в сутки – всё остальное время уходило на крики и попытки объяснить, чего же мне все-таки надо.
Вопрос о детском садике даже не стоял – я и без этого болела ангиной каждый месяц. Поэтому, как только мне стукнуло 1 год и 4 месяца – меня отдали няне.
Няня…Да я и не называла ее няней. На вопрос о родственниках я неизменно отвечала – у меня два дедушки и три бабушки. И все начинали подозревать, что у одного из дедушек в семье господствуют мусульманские обычаи.
Скорее всего, благодаря «Зойванне» (то бишь, Зое Ивановне – так зовут мою няню) я и стала филологом. Она была учительницей русского языка и литературы, дом ее был полон учениками, веселыми и задорными пионерами (о, как я завидовала им! У них были такие красивые значки на груди, алые галстуки…) «Бабушка, когда я вырасту, то я тоже стану октябряткой и буду носить Пушкина на груди!» Я почему-то была уверена, что на значках октябрят вычеканен юный Пушкин…
Няня записывала мои изречения, и сейчас в моём альбоме лежат засаленные и пожелтевшие от времени листы из школьной тетрадки…
«Вика, а кем лучше быть – скелетиком или толстушкой?» - спрашивал меня соседский мальчик Эмиль. Он был старше меня лет на 6, но весил примерно столько же, сколько и я (я была пухленьким ребенком, а он – тонюсенким мальчишкой). Ответила я, как пишет бабушка, не задумываясь. «Человеком надо быть!». Не помню, чтобы после этих слов Эмиль еще раз приближался ко мне с провокационными вопросами.
Так я и росла. Среди книг с умопомрачительными картинками, красочных изданий, которые на накопленную зарплату инженеров покупали мне родители. Книги я любила. Помнила и охотно декламировала друзьям родителей всю Муху-Цокотуху в пять лет. В три года поражала пассажиров автобуса тем, что читала без запинки все вывески магазинов подряд, даже сложнейшую «парикмахерскую». Папа довольно улыбался, мама смущенно пожимала плечами. Никто (кроме, разумеется, родителей) и не догадывался, что я знаю пока только половину букв. А моё «чтение» - не что иное, как великолепная зрительная и слуховая память. Слова запоминала как картинки…
В пять лет меня отдали в студию «Эрудит». За громким названием скрывалось нечто вроде детского клуба – три раза в неделю мы занимались рисованием, гимнастикой и английским языком. Студия располагалась в трех шагах от знаменитого бакинского бульвара, многоуровневой набережной. Соленые брызги Каспия пропитали собой воздух. Рядом с «Эрудитом» было кафе «Гриль». Самое вкусное воспоминание детства – зайти с мамой после занятий в студии в это кафе, залпом выпить ненавистный бульон – и получить из рук продавца хрустящий поджаренный мясной пирожок с зернышками граната…
Семь лет пролетели незаметно. И вот…
Сбылось! Тридцать первое августа 1988 года. На спинке кровати разложена школьная форма – ученическая синенькая юбочка, рубашечка, белоснежные гольфики с вышитыми ромашками и завязанными кисточками…Завтра в школу! Первый раз…
Будильник почему-то не прозвенел. В результате – вся семья дружно проспала. В доме истерика. Гольфики не хотят одеваться, пальцы ног теряются в них, юбочка грозит помяться…Но главное – не купили цветы! Рёв. Какой первоклассник без букета? Верно, никакой. Выручил дедушка, который оказался предусмотрительнее – купил цветы с вечера. Всё, все одеты и готовы. Мы даже не опоздали. Вместе со мной в школу шли все три бабушки, один дедушка – второй жил в Москве – и родители.
В первый день я долго силилась понять, про какие поля в тетради говорит учительница?! Как в тетради могут быть поля?! Намучавшись с нами – не я одна оказалась такой непонятливой – наша Раиса Михайловна произнесла странную фразу: «Скажете родителям, они знают». Моему удивлению не было предела – мама уже вон какая большая, она не может помнить про какие-то поля, это же было так давно! Вечером всё выяснилось. Поля оказались самым обычным делом.
Фотоальбом обрывается…То, что происходило в городе ветров дальше – фотографиями и словами не описать. Потому – пунктиром. Газетными заголовками. Обрывками новостей. Нахичевань. Народный фронт. Танки в городе. Убирайтесь с нашей земли! Ребята, не бойтесь, сейчас приедет автобус от районо, вас посадят в него и увезут по домам, к родителям. Алло, это районо? Автобус вы присылали? Нет?! Я не пущу мой класс! Ребята, быстро ко мне домой! Официальное заявление – районо никакого автобуса за детьми из армянских семей не посылало. Где наши дети?! Вика, собери свои вещи, мы уезжаем. Спросят – ты глухонемая, поняла???? Да. Балда, не отвечай! Дверь, дверь ломают! Быстро, через черный ход! К черту вещи, только ребенок, деньги и документы! А куда мы летим? А какая разница?!
Всё смешалось…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Как прекрасен этот мир, посмотри…

Уважаемые пассажиры! Вас приветствует аэропорт Звартноц. Просим вас оставаться на своих местах до полной остановки самолета. О подаче трапа будет объявлено дополнительно. Температура в Ереване…
Земля пахла теплом. Я долго не могла понять, почему мы уехали из дома. Почему попали в этот незнакомый город? Где мы будем жить? Но вопросы мучили недолго – как и любого ребенка на моем месте, меня захлестнула красота этой неизвестной страны, которая была моей исторической родиной.
Ноябрьский Ереван встретил нас не по-осеннему тепло. Мы остановились у родственницы, тети Гали, маленькой сухонькой старушки с длинными седыми волосами. Каждое утро, проснувшись, я исподтишка наблюдала одну и ту же процедуру – тетя Галя распускала свои косы, медленно и долго расчесывала волосы, струившиеся по ее спине чуть ли не до колен. И каждый раз мне было искренне жаль, когда тоненькие тетины руки точными умелыми движениями проворно заплетали толстую косу и превращали серебристо-седой каскад в огромный узел на затылке.
Вопрос с жильем временно решился, но найти работу в самом Ереване родители так и не смогли. А посему было решено оставить меня и бабушку у тети, а маме с папой переехать в маленький городок при Институте физических исследований, где им выделили однокомнатную квартирку в двухэтажном семейном общежитии. Теперь каждые выходные становились для меня праздником – родители могли приезжать только на субботу-воскресенье.
Безделье мое длилось недолго – не прошло и нескольких дней, как меня устроили в школу. Класс, в который я попала, встретил бакинцев как-то особенно тепло. Да и не только дети. Помогали все. Собирали теплые вещи, делились игрушками, американцы прислали детскую гуманитарную помощь. Хорошо помню тот день, когда нас, детей-первоклассников, собрали в классе для получения подарков из Америки. Всем раздали по полкило конфет – каких-то очень странных, розовых, без фантиков, приятно пахнущих клубникой. Они жевались, и это вызвало мгновенный восторг у всех ребят. Вдобавок к конфетам в посылках были еще и игрушки. Мальчикам раздали пупсиков-старичков на батарейках, которые трясли седой бородой и сурово размахивали клюкой. А девочкам досталось нежно-розовое белокурое чудо – итальянская «волшебная кукла». Она умела всё! И ходить, и делать гимнастику, и даже говорить! Нет, она не была похожа на Барби (о которой, кстати, никто в те времена и не слыхивал), это была кукла размером с младенца, с пухленькими ручками и ножками… Три недели вся школа «болела» этой блондиночкой, каждый день только и было разговоров, что о ней. Знаете, кто был самым счастливым? Те, кому посчастливилось купить батарейки! Ибо американского запаса хватило ровно на три дня. Я сразу поняла, что батареек и конфет надолго не хватит, а денег на новые – не было. Поэтому и то и другое я использовала крайне экономно – только по необходимости – похвалиться гостям тети Гали.
Беда не приходит одна. Еще не улеглись страсти по резне в Баку, как вся Армения погрузилась в новый траур. Землетрясение в Спитаке.

Надо ли говорить, что в первый момент никто ничего не понял? Шел урок чтения, последний урок в тот злополучный день. Первой неладное заподозрила учительница. Но вместо того, чтобы собрать детей и вывести их на улицу, она заперла нас в классе и пошла узнавать, в чем же дело. Через полчаса нас, ничего не понимающих, вывели на улицу, где уже столпились заплаканные родители. Ереван было не узнать. На пути домой то и дело попадались огромные трещины в асфальте. Звук плача и слова соболезнований заглушили все остальные звуки…
Теперь настала наша очередь помогать тем, кто попал в беду. Жертвы были огромны. Со всего мира слетались специалисты со своим оборудованием, специально обученными собаками…Каждый день всплывали какие-то невероятные истории о людях, выживших под завалами более трех суток. Тысячи и тысячи детей остались сиротами. Каждая семья пыталась помочь, в Армении не принято отдавать детей в детские дома, ребенок должен расти в семье. Ребят усыновляли, развозили по родственникам и друзьям… В те дни я особенно остро чувствовала, что у меня нет брата или сестры. Просила родителей, чтобы они усыновили кого-нибудь. Но средств у мамы с папой едва хватало на то, чтобы прокормить нашу семью.
А в это время сытый и кровавый Баку праздновал. На улицах жгли костры, пели песни, резали баранов. Заглядывали в лицо прохожим и бросали искреннее
«Поздравляю! У них горе! Так им и надо!». Это был уже не тот Баку, который знала и любила я, это был не мой Баку. Мой Баку в те страшные дни сидел в разных уголках планеты со слезами на глазах, вспоминая убитых, изнасилованных и пропавших без вести. То был животный город…
Армения постепенно приходила в себя. Устранялись последствия землетрясения, покрывались смолой трещины, сносились разрушенные здания. И только в умах и сердцах людей не укладывалась эта трагедия.
Слишком много свалилось на хрупкие детские умы. Даже спустя месяц многие дети вскакивали посреди урока и с криком «Землетрясение!» выбегали из класса. Меня стали мучить кошмары. Я не могла заснуть, мерещились драконы и кровавые лица. Иногда они снятся мне и до сих пор. Врач прописал бром с валерианой. Видения прекратились, но заснуть без мамы и в темноте я все равно не могла еще очень и очень долго.

Спустя несколько месяцев родители перевезли нас с бабушкой к себе, в тот самый маленький городок, в однокомнатную квартирку. И я в третий раз пошла в первый класс в новой школе.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Чудес так много на земле…

Сейчас, когда я вспоминаю те годы, я непременно думаю о том, как же мы все же выжили. И не просто выжили – это были времена, когда зародилась истинная дружба, когда зачастую был пуст холодильник, но дом был полон веселых и улыбающихся людей.
Помню свои первые минуты в новой квартире… Собрались друзья моих родителей. Принесли печенье. Простое, советское, в бумажной обертке. Наверное, это было самое вкусное печенье из того, что мне довелось попробовать за свою жизнь.
Сначала в домах не стало газа. Потом стали изредка отключать электричество. Потом электричество стали изредка включать. Большей частью, почему-то, ночью. С водоснабжением стали твориться странные вещи. Мы уже забыли ощущение горячей воды на коже. Но была романтика, самая настоящая романтика! Нехитрый обед готовился во дворе на кострах. Чай кипятили в самом настоящем самоваре. Всем домом собрались и купили аккумулятор. Зачем? А «Санта-Барбару» по вечерам смотреть – благо, у нас нашелся старенький черно-белый телевизор. Представляете картину? Одна комнатенка, света нет, в уголке мерцает крохотный телевизор, вокруг которого собралась толпа народу. Сидим на полу – табуреток не хватает. Зато смотрим! Звук ужасный (экономим батареи, чтоб до конца фильма хватило), изображение называется «догадайся сам», зато мы были все вместе! После фильма пили чай. Уже в темноте – аккумулятор садился вместе с титрами, а то и раньше – тогда концовку серии мы додумывали сами. Мы – это я и друзья моих родителей. Мне нравилось сидеть вместе с ними, они были такими веселыми и жизнерадостными, что, казалось, не замечали убогой жизни, проблем, быта…
Папина мечта о сыне начала сбываться. Нет, не в том смысле, что у нас в семье появился ЕЩЕ один ребенок. Скорее, у нас в семье просто появился мальчик. И этим мальчиком была я.
Кудрявой девочки больше не было. Вместо нее в семье оказался коротко стриженый сорванец. Разбитые коленки, игры в футбол и теннис, походы в ущелье «мужской компанией» (девчонок не брали принципиально, я была не в счет). В школу ходили пешком, обычно впятером – мой брат Миша, я и наши близкие друзья – Саша, Эмиль и Сурен. Пять километров в один конец. И пять – обратно. Мимо соседнего городка «радиофизиков». Виллариба и Виллабаджо постсоветских времен, разве что соревнования были посерьезнее, чем мытье посуды. «Их» городок был более обустроенный, у них была почта. У нас почты не было. Связь с внешним миром осуществлялась через соседей. Можете себе представить гордость мальчишек и девчонок соседнего городка, как они дразнили нас. Но мы были объективно сильнее, что и доказывалось зарвавшимся соседям с завидной периодичностью. Последствиями таких «доказательств» были синяки, ссадины и шишки. У обеих сторон. Но мы были сильнее.
Да, о школе. Я вообще поражаюсь, как мы могли тогда учиться. Стекла в школе выбиты. Отопления и воды нет. Учебников тоже. До сих пор вспоминаю наши зимние каникулы – три месяца! И столько же – законные летние. Многим учителям было совершенно наплевать на наши знания. Наша учительница английского языка приходила на занятия раз в полтора месяца. Нам давалось задание – пересказать малюсенький текстик. Думаете, хоть кто-нибудь за полтора месяца выполнял это задание? Вот еще! Мой троюродный брат, который учился со мной в одном классе и жил у нас дома вместе со своими родителями и старшим братом (и все в одной комнатенке!), придумал замечательный способ. Я передавала ему общий смысл текста, – благо, английский я учила с пяти лет, – и заставляла его выучить первое предложение на английском. В результате получалось следующее – мой брат выходил к доске, 10-12 раз повторял первое предложение с разными интонациями, потом «переводил» текст на русский и получал свою законную «пятерку». И дело было не в том, что учительница была глуховата, как в известном «Ералаше», просто во время ответа ученика она заполняла журнал за истекшие полтора месяца и выставляла всем оценки, думая при этом о своих проблемах, о некормленых детях и порвавшемся пальто.
Так мы и учились.
Нет, не все преподаватели работали с нами спустя рукава. До сих пор не могу забыть чудного педагога, нашего дорогого Геннадия Арамовича, такого же бакинца, как и большинство из нас, который выжимал из класса все силы, требовал посещаемости и лично проверял каждое задание. Мне он давал еще и задания повышенной сложности. Помню, была в учебнике такая задача: «Улитка ползет вверх по столбу, высотой 100 метров. За день она поднимается вверх на 2 метра, за ночь – спускается на один метр. За сколько дней улитка доползет до вершины столба?». Помню, что я не раздумывая ответила: «За сто дней». И до сих пор не могу понять, почему я ответила неправильно.
Математикой со мной занимался еще и папа. Он был уверен, что в семье «технарей» вырастет «технический» ребенок. Не удалось. Как говорит моя бабушка – «Что выросло, то выросло». Но папа все равно проявлял небывалое упорство, занимаясь со мной, что называется, «с опережением программы». Когда я закончила третий класс и в конце мая получила учебник по математике за четвертый класс, я еще не знала, что меня ждет. А ждало меня вот что: папа решил, что в математике я очень слаба. И я целое лето угробила на то, чтобы прорешать ВСЕ задачки по математике за четвертый класс. Это была каторга – заниматься по 4-5 часов в день, когда твои друзья за окном показывают тебе футбольный мяч и делают знаки, что, мол, пришли «радиофизики» и пора бы их обыграть. Слез было – море разливанное. Но я прорешала этот чертов учебник. И весь год потом ходила королевой класса и любимицей Геннадия Арамовича (и еще большой вопрос, что нравилось мне больше!).

Помню наши игры. Помню, как мы читали – запоем, если у кого-то вдруг находилась интересная книга. Прошел слух – у Миши с соседнего двора появилась книжка про Хоббита! Бедный Миша, он надеялся почитать ее в тишине и одиночестве. Не тут-то было! Помните сцену из кинофильма «Наваждение» (из цикла «Операция Ы…»), когда студенты всем скопом читали один конспект? Вот-вот, мы смотрелись точно так же. Один или двое сидели на дереве, остальные разместились внизу – кто стоя, кто сидя, а кто и лежа. И читали. Кажется, мы проглотили эту книжку за полтора дня. «Робин Гуд» тоже долго не продержался, став за три дня кумиром дворовых ребятишек.
А потом начались игры.
Надо вам сказать, что первое, что поразило меня в городке – это сады. Причем не абы какие, а самые что ни на есть абрикосовые! И мне, ребенку, родившемуся и выросшему в Баку под строгим контролем старших, мне, которой все фрукты и овощи мыли кипяченой водой, чтобы не пустить микробов в детский организм, мне было дико, что можно просто так подойти к дереву, сорвать с него спелый сочный абрикос, вытереть его о пыльные штаны и…съесть! Представляете?! Немытый! О пыльные штаны! И в рот! И даже руки не мыть! И еще ладно бы если абрикосы были бы спелые – так нет, мы приучились есть зеленые абрикосы, которые местные ребята называли странным словом «цоголы». Ничего вкуснее я не помню… Нет, вру…Вкуснее были только свежие ядрышки из косточек только что съеденных абрикосов. Косточки разбивались прямо на проезжей части любым тяжелым камешком и вместе с пылью отправлялись в рот. Странно, но мы ничем не болели. И даже ангина, которая мучила меня с младенчества (теперь уже, к сожалению, хроническая) сдалась под напором немытых фруктов и грязных рук.
Так, к чему я это? Ах ну да, игры…Знаете, во что мы играли? Куклы и скакалки – это вчерашний день, привилегия «мелюзги». Мы серьезные люди. Мы должны спасти мир от угрозы, которая нависла над нами, жителями планеты. Как это сделать? Вооружаться. Пластмассовые пистолеты забыты, пришла пора настоящего оружия! Копья, луки и стрелы – вот наш арсенал. Ранним утром мы выползали из домов, брали из тайника лук и колчан со стрелами и по одному сходились к условленному месту, которое обычно назначалось где-нибудь в глубине абрикосовых плантаций. И начиналась охота. Ох и не завидую я тем, кто в этот момент шел на работу мимо нашего лагеря… Нет, мы вели себя тихо, но наше присутствие и не требовалось – капканы и ловушки делали все за нас. Могу с уверенностью сказать, что идти той же дорогой во второй раз никто не хотел. Осенние листья скрывали протянутые через тропу лески, маленький камешек на дороге (стоило его только пнуть) служил причиной падения с деревьев целого вороха прошлогодних листьев и комков сухой грязи. Стрела, пущенная умелой рукой из самодельного лука, непременно вонзалась в ствол дерева, пролетая в каком-нибудь сантиметре от уха прохожего. Нас боялись. Боялись и дети и взрослые. Причем они боялись, не зная, в сущности, кто за всем этим стоит. Нами пугали детей. Таким образом, мы три месяца держали в страхе два городка. Пока однажды…
Однажды случилось страшное. Ну, не смертельное, конечно, но все равно было ужасно неловко.
В тот день мы, как обычно, играли в саду. Причем осознание собственной власти и всесилия дошло до таких размеров, что мы решили начать осваивать другую территорию – абрикосовый сад директора исследовательского городка. Сады там были огромные, деревья роскошные, спрятаться было где. Поэтому мы не боялись. Нам просто надо было утвердить свое правление на новом месте.
Силки и капканы были расставлены, камешки разложены, веревочки натянуты, стрелы заготовлены. Все по высшему разряду. И надо же было тут директору с супругой выйти прогуляться по своим владениям! Мы, естественно, отказались бы от открытого боя на территории противника, если бы один чингачгук из младшего состава (а ведь я говорила совету племени, что неуравновешенных принимать в свою команду нельзя!) со страху не запустил бы в директорскую парочку стрелу собственного изготовления. Мы замерли. Директор взвыл. Сперва мы решили, что стрелец убил его. Потом поняли, что мертвые так не визжат. Тогда у нас возникло опасение, что малый пристрелил директорскую женушку. Мы бы и были в этом уверены, если бы в этот момент этот слабонервный придурок (не директор, конечно, а наш соратничек) не заорал благим матом: «Ай, тетенька, отпустите! Больно же!». Глава племени принял решение ретироваться по домам. Я и мой отряд возразили, что оставлять соратника на поле боя (к тому же, неравного) не по-робингудовски. И мы уже почти приняли решение его спасти из лап этой хищницы, как вдруг снова раздался его трусливый голосок: «Я покажу, где они! Я же тут не один! Их там много!». Предателей мы не прощали.
Остальное знаю лишь со слов взрослых и по сбивчивым рассказам «трусляка», так мы назвали этого юного предателя. Стрела пролетела чуть ли не в трех метрах от директорской пары (вот оно, отсутствие опыта!), но наш отважный воин испугался и вытянулся во весь рост, дабы посмотреть, какого такого крупного зверя он подстрелил. Директор трусливо взвыл, директриса не растерялась и схватила юного постреленка за шиворот. В результате, он показал врагам оба наши лагеря и назвал пару имен. Истинный джентльмен – ни слова не упомянул о девочках.
Наказание не заставило себя долго ждать. Кстати, самым страшным наказанием для любого из нас тогда было «отлучение» от двора на время от двух часов и больше. Меня и мою соратницу, такого же сорванца, как и я, не тронули, потому как даже не думали, что мы причастны к этой истории. Трусливый стрелок впредь дружил только со своим велосипедом (а тот имел обыкновение очень часто ломаться, причем, надо сказать, не без кое-чьей помощи). А у нас впереди было еще много всего интересного.

продолжение следует

Подготовлено:

Предоставлено: Виктория Агаджанова

См. также:

Другие произведения Виктории Агаджановой